Край забытых богов[СИ] - Алина Борисова

— А может, беда, что учитель двуличен? Сам ты действуешь сейчас — ровно так же.

— Ты последнее, что у меня осталось, Лара, — я все же пробила его броню. Он все же заговорил — о том, что на самом деле болело. — Единственное, что у меня осталось. Но все, что я делаю для тебя, все, что когда–либо делал, оборачивается злом. У меня есть сила. Богатство, власть. Я второй человек в государстве. Но для тебя — обычной человеческой девчонки — я не могу сделать ни–че–го! Любая моя попытка, любой мой шаг, только ломают все, больше и больше… И ты спрашиваешь, откуда во мне столько ненависти? Почему я готов уничтожить весь мир? Потому, что больше я не могу ничего. Все становится пеплом. Оседает меж пальцами. Мне ночами снится, что я тяну и тяну тебя из той Бездны, но мы так глубоко, что и неба уже не видно. И все то время, что, как я думал, мы летели вверх, мы падали вниз. Я ослеп, я ошибся, я летел не туда…

Это горько, но это правда. Мы падаем вместе, мы разбиваемся. Разбиваем друг друга.

— Может, больше не надо — тянуть? Если я во всем виновата, если сильный и гордый авэнэ сломался из–за меня, брось, Анхен. Просто брось меня, и взлетай. Ты поймешь, здесь нет никакой любви. Ты просто привык во всем и всегда добиваться своего. Тебя так научили. Принцам, наверное, это нужно. А со мной не выходит. И ты злишься, и все пытаешься… И это желание добиться успеха перепутал с любовью. Так бывает. Мы все ошибаемся. И глупые люди. И Великие и Мудрые вампиры… Мне вот тоже казалось, что люблю…

— А больше не кажется? — нет надменности в голосе. Нет насмешки. Вопрос. Вопрос того, кто не сомневается уже в ответе.

— Больше нет. Просто я от тебя завишу. Ты сильный, знающий, вечно меня спасаешь. Но твои идеалы — не мои. Твои мечты мне чудовищны. Стиль жизни, который ты пытаешься мне навязать, для меня неприемлем. И сколько бы я не закрывала глаза, мне от этого не сбежать.

— Ты просто не хочешь пытаться! — ну, снова заново.

— А давай съедим Лоу, Анхен? — он аж поперхнулся от неожиданности. Что, с этого угла проблему не рассматривал? — Ну, ты мяса не ешь, так ты мне просто поможешь порезать. Ну, крови можешь глотнуть. А с мясом я уж сама. Ну, а что, люди ж всеядные. Себе подобных едят, так чего ж и вампиром не перекусить? Только чур, сначала поджарим, я сырое не очень.

— Прекрати нести бред! Ты и курицу съесть не можешь.

— Не могу. А рыбу вот… получается. Так может, вампиры — они где–то примерно как рыбы? И получится, вот только потренируюсь.

— Лара! — судя по его взгляду, за мое душевное здоровье он всерьез испугался. Но почему–то только сейчас.

— Что? Но ведь именно это ты мне предлагал полчаса назад. Мне поучаствовать в съедении мне подобного — это нормально, это глупая девочка не хочет даже пытаться, не уступает даже в малости! А стоит перевернуть, и тебе предложить то же самое — и вот у нас уже «бред». И возмущение, и отторжение. Так чем же ты лучше глупой девчонки? Что–то тоже энтузиазма не проявил.

Поджимает губы. По глазам я вижу, есть множество слов, которые он хотел бы… нет, мог бы сказать в ответ. Но не скажет. Уже не скажет.

— Так что же ты хочешь, Ларис? Речь была долгой. А вывод? Выход? Любви между нами нет, друг друга нам не понять. И — что?

— Убей меня, Анхен.

— Ты… — не ожидал. Совсем.

— Я, — а ведь я — и правда всерьез. — Я дошла уже до края. Мне — некуда больше. Мир людей мне закрыт, среди вампиров я не прижилась. Дикари меня тоже не примут. Тупик… А не станет меня — и ты взлетишь. Ты ведь прав, я тяну тебя за собой, я гублю тебя, Анхен. Убиваю в тебе все лучшее. Оставляю лишь горечь и ненависть. А я помню тебя другим. И хочу, чтоб тобою и впредь гордились. Твои близкие, твои сородичи. Ты сам. Чтоб вернулся Анхенаридит созидающий. Творящий будущее, а не разрушающий настоящее. И если все твои беды — из–за меня, если я тебя мучаю, заставляя ненавидеть весь мир, — убей меня, Анхен. Тебе станет легче. И мне. Потому, что ты меня — тоже губишь. Убиваешь во мне человека, прогибаешь под свою мораль. А главное, прогнувшись, — я ведь тоже погибну. Мне — нет места. И жизни мне тоже не будет… Только знаешь, хотелось бы умереть человеком. Если все равно погибать — то собой.

— Смерть — не выход, Лара. Смерть никогда не выход!

— Я раньше тоже думала так. А сейчас — другого не вижу. Знаешь, ты говорил о милосердии вампира. О забвении в чувственном экстазе. Чтоб умереть, не помня ни себя, ни тебя, захлебнувшись похотью. Может быть, по–вампирски это выглядит милосердным. Вот только есть и другое милосердие — милосердие человеческое. Да, я лишила того мужчину оргазма перед смертью. Но у него не отняли душу. Он до конца остался собой. Не предавал, даже невольно, свою жену и свою семью, занимаясь сексом с собственным убийцей. И в последний миг своей жизни он шел домой. И его родные, пусть сейчас они верят во всякую чушь и боятся его, пусть даже его собственные братья в него стреляли, но они будут помнить — он шел домой. Он их не забыл, не предал, не бросил. С душой или без — он шел домой, даже зная, что его ждет тут смерть. И со временем — они им будут гордиться. Потому, что он так любил свой дом, что даже Эрли–кха не смог его удержать. Даже потеря души не лишила памяти. И где–то там, в одном из шатров, рыдает сейчас его мать, которую просто заперли там, не дав броситься к сыну на шею. Но она будет помнить — и она, и жена, и дети — он шел домой, а значит, наперекор всему и всем остался человеком. И он, он ведь знал, что будут стрелять. Он знал, что убьют. Но он шел — а значит, надеялся. Может, на то, что поймут, что он остался собой. Может — просто увидеть перед смертью родных или дым над родным очагом. И даже когда он умирал — он знал, что умирает человеком. И если выбирать между смертью и смертью, меж той, что можешь дать ты, и той, что дала ему я, так моя милосерднее. Я подарила добрую память о нем его семье. Я подарила ему возможность остаться собой. И надежду. Нет дара, больше надежды, Анхен. Ведь до последней секунды своей он надеялся. И ты предлагал заменить это — просто похотью?

Он молчит. Смотрит на меня — и молчит. И время стоит, и целый мир ждет. А он молчит, и смотрит. И я понимаю, что он не ищет слова. Он просто — прощается.

Он услышал меня. Он и сам — устал и измучился. Пожертвовать пешкой ради ферзя? Ради себя любимого? Он так многих уже убил. Смерть — не выход лишь для вампира. Для людей — это честь, если ради них.

Что ж. Значит, с честью. Я ведь все же когда–то его любила…

Медленно–медленно опускаются две машины. Малиновая и черная. Для хозяина — и для его рабов.

— Ты поедешь на черной, Лара.

Удивляюсь.